Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Как св.  Пантелеймон здоровье восстановил

Как св. Пантелеймон здоровье восстановил

В 1891 году, в начале декабря, когда я с иконами обходил дома своих прихожан деревни Скачкова, отправляя молебны святителю Николаю и другие службы, по желанию каждого, я немало был удивлён следующей просьбой одного крестьянина — Игнатия Мокеева, когда пришли в его дом: — Батюшка, — со слезами он обратился ко мне, — отслужите три молебна с коленопреклонением святому угоднику Божию, великомученику Пантелеимону! Окончив в его доме службу, я спросил его о причине такого, с его стороны, усердия к святому великомученику Пантелеимону — и вот что он мне поведал: — Полтора месяца тому назад, — начал Мокеев свой рассказ, — я очень тяжело заболел, и чем дальше, тем болезнь моя делалась опаснее, и мне с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Жена моя, по началу моей болезни, ухаживала за мною, по-видимому, охотно, а потом, должно быть, моя болезнь стала ей надоедать — она начала роптать и ворчать на меня, и предложила мне ехать в больницу. С горькою обидою отклонил я предложение своей жены и стал с усердием молиться святому угоднику Божию Пантелеимону, образ которого находится у меня в божничке (этот образок мне прислали с Афона за незначительное туда пожертвование). Наконец, когда мне уже совсем стало худо — это три дня тому назад — и я не мог уже ни ходить, ни сидеть, ни даже встать, и дыхание сделалось затруднительным, жена стала уговаривать меня послать за доктором (фельдшером), и я ответил ей, что не нужно мне никаких докторов. И при этом, указывая на икону святого Пантелеимона, сказал: — Вот мой доктор. Если этот врач не поможет мне, то никакой доктор не вылечит. После этого я попросил подать себе образок святого Пантелеимона и, положив его себе на грудь, усердно, со слезами, стал молиться угоднику. Наконец, я задремал — и вижу, как будто наяву: сижу я на лавке в своей избе и смотрю в окно. Вижу — по улице быстро приближается экипаж, запряжённый тройкой лошадей. Экипаж остановился прямо напротив моего дома. В экипаже сидело три человека: два старика, по виду монахи, и один молодой, очень похожий на изображение святого Пантелеимона. Этот последний быстро вышел из экипажа, пришёл ко мне в дом и, сев со мною рядом на лавке, потрепал меня по плечу и сказал: — Ну вот и я, твой доктор: ты меня с нетерпением ждал, вот я и поспешил к тебе прибыть. Этим видение и кончилось. Очнувшись, я чувствовал неизъяснимое блаженство и радость, а болезни у меня как будто и не существовало, так что на следующий день я уже стал работать. — Батюшка, — закончил свой рассказ Мокеев, — будьте добры, сделайте известным мой рассказ обществу, через напечатание его в каких-либо ведомостях, так как я крепко верю и убеждён, что получил чудесное исцеление единственно по святым молитвам угодника Божия Пантелеимона.

Деньги здесь не помогут

Деньги здесь не помогут

Выдала Анастасия Ивановна замуж свою дочь, красавицу Катю, за преуспевающего бизнесмена. Родились дети-погодки: Сережа и Николка. Анастасия как-то завела разговор с зятем Петром о крещении детей, но тот воспротивился. Стала тогда Анастасия Ивановна уговаривать Катю крестить детей без согласия Петра. Катя все тянула, на потом откладывала. Но вскоре Петр с семьей перебрался в Москву, и уехали внуки некрещеными... Как-то дочь пригласила мать в гости, квартиру посмотреть, внуками полюбоваться. Приехала она: квартира четырехкомнатная, вся в коврах, хрустале, домработница приходящая. Сама Катя да внуки одеты во все модное, заграничное. Но не радовала Анастасию Ивановну эта роскошь. Ни одной иконы не увидела, не было и Евангелия... Опять заговорила с Катей о крещении детей. Та даже руками замахала: — Что ты, мама, они уже большие, все перескажут отцу. Я как-нибудь потихоньку подготовлю его, найду добрую минутку... Все реже и реже ездила Анастасия Ивановна в Москву. Не нравилось ей, как живут Петр с Катей: ни радости, ни любви, одни только доллары. Дети разные: Николка тихий, добрый и ласковый, а Сергей весь в папу — гордый и заносчивый. Матери грубит, с Николкой не дружит, признает только отца. — Никто, кроме Николки, не рад моему приезду, — вздыхала Анастасия Ивановна, — даже Катя. В Москве не задерживалась, старалась вернуться скорей домой. И вдруг телеграмма: «Приезжай на похороны Сергея». Поехал Сергей с друзьями на природу и попал под электричку. Как это произошло — никто толком объяснить не мог, только привезли его домой уже мертвого. Сели на диван мать и дочь, поплакали вместе. Вроде легче стало. Мать спросила: — Крестить Сережу хоть успели? — Нет, — горько ответила Катя. — Ах, Катя, Катя, что же вы наделали, какой большой грех совершили! За некрещеных даже церковь не молится... Уезжая, мать взяла с Кати слово, что та окрестит Николку. Почти год не ездила в Москву. Ходила в церковь, молилась, но облегчения не получала, неспокойно было на душе. И тут позвонила Катя. Это был звонок отчаяния: заболел Николка. Болезнь самая страшная. Лежит в больнице. Опухоль распространилась по всему животу, затронула печень. Через неделю операция. Затряслись руки у Анастасии Ивановны. — Господи! За что так страшно наказываешь? Приехала в Москву. Катя даже не плакала, сидела убитая горем, постаревшая. — Что делать, мама? — с отчаянием в голосе спросила Катя. — Вы крестили Николку? Ведь ты обещала! — Нет, — прошептала Катя. — Нет... — и разрыдалась. Стали вдвоем уговаривать Петра. Он раскричался, обозвал деревенскими бабами и ушел, хлопнув дверью. Поехал Петр навестить сына и поговорить с заведующим отделением профессором Павлом Ивановичем. Узнав, что операцию будет делать не сам профессор, а молодой врач, Петр положил на стол пачку долларов и сказал: — Я прошу вас, прооперируйте моего сына сами. Павел Иванович сдержанно ответил: — В горе человек часто совершает необдуманные поступки. Уходите. Оперировать будет талантливый врач Михаил Константинович. Заберите ваши деньги и молите Бога, чтобы помиловал ваше дитя. Петр вышел в смущении. Он впервые увидел, что деньги, даже большие, ничего не решают. Профессор — старый чудак. У него еще сохранились понятия о чести и достоинстве врача, молодые рассуждают теперь иначе. И Петр вошел в кабинет Михаила Константиновича. — Вы будете делать операцию моему сыну. Поймите — это единственный наш ребенок. Я прошу вас, умоляю сделать все, что в ваших силах. Петр опять вытащил из кармана доллары, но, встретившись с взглядом молодого врача, положил их назад. — Вы думаете, что деньги здесь могут чем-нибудь помочь? — вздохнул Михаил Константинович. — Главное, что сейчас вам надо сделать — привезти в больницу священника и окрестить сына. В церкви шла исповедь. Толпа прихожан, окружавшая отца Александра, расступилась, пропустив мужчину с помертвевшим от горя лицом. — Батюшка, — проговорил взволнованно Петр, — я никогда не был в церкви. Но у меня погиб один сын и заболел второй. Завтра операция. Что делать? — Молиться и просить Господа. Закажите молебны о здравии сына в нескольких церквах и уповайте на милость Божию. — Но он некрещеный! — Горе-то какое! — ахнул священник. — Сколько же ему лет? — Десять. — Как же вы на десять лет оставили его без защиты Бога? — с недоумением и жалостью спросил отец Александр. — Хорошо, я поеду с вами в больницу и окрещу вашего сына. Михаил Константинович, увидев священника, подошел к нему за благословением и повел в палату, где лежал бледный и похудевший мальчик. — Николай, — ласково сказал отец Александр, — сейчас мы тебя окрестим, и ты будешь под защитой Иисуса Христа и Его Пресвятой Матери. Господь даст тебе Ангела-хранителя, который будет сопровождать тебя всю жизнь. Но кто станет крестными? — обратился он к Петру. — Моя теща, Анастасия Ивановна. А вот крестного у нас нет. — Я могу, если вы не возражаете, быть крестным отцом вашего мальчика, — сказал Михаил Константинович, — мы с ним уже подружились. После совершения таинства отец Александр протянул мальчику небольшую иконку святителя Николая Чудотворца. — Это твой святой, — торжественно произнес он. — Молись ему так: «Николай Чудотворец, исцели меня, если есть на то воля Божия». Николка взял иконку, прижал ее к груди и повторил слова, которые сказал священник, а затем добавил: — Прошу тебя, Николай Чудотворец, сделай это. А то у мамы и папы я единственный сын, и если умру — как же они будут жить одни? Петр обнял плачущих Катю и Анастасию Ивановну. Николка закрыл глаза и уснул, прижимая к груди свою иконку. В тот же вечер Петр объехал несколько церквей, заказывая молебны о здравии сына. Утром Михаил Константинович зашел осмотреть мальчика перед операцией. Николка уже проснулся. Он лежал и, улыбаясь, рассматривал иконку. Увидев входящего врача, он радостно произнес: — Крестный, а у меня ничего не болит. У мальчика был здоровый вид, бледность исчезла, щеки порозовели. — Хорошо, крестник, — произнес Михаил Константинович бодрым голосом, — мы сейчас тебя посмотрим. Врач подошел, поднял рубашку мальчика и сначала осторожно, а потом все сильнее и резче стал прощупывать живот, все время повторяя: — А тут не болит? А тут ничего не чувствуешь? Но Коля только улыбался: — Да нет, крестный, нигде не болит. Это мой святой, Николай Чудотворец, исцелил меня. — Лежи! — Михаил Константинович быстрыми шагами направился к главврачу. — Профессор, посмотрите Николку. Опухоль исчезла... — А ну-ка, молодой человек, покажи-ка мне свой живот, — мягко сказал профессор, входя в палату. Да, опухоли не было. Профессор долго осматривал мальчика, прощупывая его живот, тот только улыбался. — И чему ты улыбаешься, молодой человек? — спросил Павел Иванович. — Щекотно, — засмеялся Николка. — Ишь ты, щекотно, — улыбнулся профессор и щелкнул его по животу. Дальнейшие исследования показали, что мальчик совершенно здоров. Автор истории: Борис Ганаго

Алеша не предатель

Алеша не предатель

Тишину урока нарушил резкий скрипучий голос Зои Васильевны: – Голубев! Что это? Ты в своем уме?! Мы все как один подняли головы от своих тетрадей. Класс писал сочинение на тему «Мой любимый герой». Я уже набросал первые слова: «Мой любимый герой – замечательный разведчик Николай Кузнецов». И вдруг... – Голубев! Я тебя спрашиваю! Встань! Из-за первой парты перед разгневанным классным руководителем поднялся Алеша Голубев — маленького роста, тщедушный, в очках с сильными линзами. Он был объектом насмешек всего класса — мальчишек и девчонок — потому что никогда не участвовал в наших проказах, был тихим, застенчивым, немного неуклюжим. После уроков он всегда спешил домой (говорили, что у него была очень больная мама). Его тихий голос слышно было только у доски. В классе с ним никто не дружил. Наоборот — часто обижали, дразнили «Голубком», нередко прятали его вещи, пользуясь его слабым зрением. Но он, к моему удивлению, никогда не злился, не огрызался, а только как-то беззащитно улыбался — как бы смеясь над собой. В такие минуты мне было очень жаль его, но из-за глупой солидарности с остальными я никогда не вставал на его защиту. И вот теперь Алеша, понурив стриженую голову, стоял перед презрительным взором Зои Васильевны. Несмотря на недостаток времени, все с любопытством уставились на эту сцену, желая знать, что же вызвало такое возмущение классной. Но она сама ответила на наш немой вопрос: – Вы только посмотрите на него! Как вам нравится, о ком он пишет?! Его любимый герой — Иисус Христос! Класс зашумел. Кто-то засмеялся, радуясь, что несчастный Голубев сделал несусветную глупость. Кто-то присвистнул: «Во дает!» А кое-кто выразительно покрутил пальцем у виска. Действительно — выбрать себе такого героя в наше замечательное время! На дворе 1970 год, время прогресса, «эра светлых годов», а тут... Действительно, ненормальный этот Голубев! Классная между тем продолжала свою обличительную речь: – Теперь мне всё понятно: и почему ты до сих пор не пионер, и почему абсолютно не участвуешь в общественной жизни класса. Не стыдно — всегда ссылаешься на больную мать! Оказывается, вот в чем дело, вот у тебя какие герои! Какая уж тут общественная жизнь! В ответ раздался еле слышный голос: – Зоя Васильевна, у меня правда сильно болеет мама… Классная спохватилась: сцена затянулась, а время урока неумолимо идет. Да ещё почти все перестали писать и уставились на неё и на беднягу Голубева. – Так, все продолжаем писать, время идет! А ты, Алеша, — сменила она гнев на милость — немедленно зачеркни эту… это, и пиши, как все ребята: о настоящем герое, настоящем, замечательном человеке! Сколько их, замечательных людей! Подумай и пиши. Она вернула Алеше тетрадку и, посчитав инцидент исчерпанным, вернулась за учительский стол. Мы тоже вернулись к своим «опусам», торопясь наверстать упущенное время. Но Алеша почему-то продолжал стоять, всё так же опустив голову. Не заметить это классной было невозможно. – В чем дело, Голубев? – тон её был недовольным. – Тебе что-то неясно? Учти, мы теряем драгоценное время! И вновь я с трудом разобрал тихий ответ: – Извините, Зоя Васильевна, я не могу… о другом герое. – Что-о? Что такое? Зоя Васильевна поднялась со своего места и всей своей величественной фигурой надвинулась на Алешу. Он казался таким маленьким и невзрачным перед ней! Классная была раздражена непредвиденной заминкой. К тому же все мы опять подняли головы от сочинений, с удивлением глядя на строптивого Голубка. – Что значит «не могу»? У тебя нет другого любимого героя? – Нет… другого нет. – Это не герой, а выдумка невежественных, темных людей. В наше время смешно даже говорить об этом. Но мы с тобой поговорим отдельно. А сейчас, будь добр, садись и пиши, как все ребята. Ясно? – Да… ясно. Алеша сел и вроде бы стал что-то писать. Зоя Васильевна вернулась на свое место, несколько раз взглянула на него с подозрением, но успокоилась. Всё пошло своим чередом. Я легко набросал красивые предложения о том, как хотел бы во всём быть похожим на героя-разведчика и закончил раньше всех. Оглушительно зазвенел звонок, заставив вздрогнуть отстающих. Все сдали свои тетради, и класс опустел. Но история с Голубевым на этом не кончилась. Я уже был в коридоре, как вдруг услышал: – Голубев, а ну-ка, вернись! – тон классной был повышенным и не обещал ничего хорошего. Алеша вернулся в класс. Через полуоткрытую дверь я видел, как он встал у стола Зои Васильевны, ссутулив узкие плечи. – Значит, вот ты как! Назло учителю, назло всем! Всё-таки написал об этом… о своём... Решил показать упрямство! Так? Казалось бы, мне не было никакого дела до несчастного Голубка. Пусть получит за свою глупость, за своего героя, или как его назвать... Ребята уже разбежались — урок был последним — но мне что-то не давало уйти. Любопытство или какое-то иное чувство влекло меня к полуоткрытой двери. Сам не зная почему, я подошел и прислушался. – Нет, Зоя Васильевна, я не назло… – голос у Алеши был слабым и дрожащим. – Нет, именно назло! Именно! Тебе было сказано писать, как все ребята — о героях войны, пионерах-героях, да о ком угодно! Мало ли у нас замечательных людей, на которых нужно равняться? А ты? Кто такой этот Иисус Христос? Это даже не сказочный герой! Ну ладно, я поняла бы, если бы ты написал об Илье Муромце, о русских богатырях. А он кто? Да пойми ты, что такого человека никогда не было! Это всё поповские выдумки, в которые верят необразованные, серые люди! И ты, советский школьник, повторяешь басни неграмотных, обманутых старушек? Эх ты! А я считала тебя неглупым мальчиком. Стыдись! Зоя Васильевна прервала свой монолог, чтобы набрать воздуха для продолжения. Но тут раздался дрожащий голос Алеши: – Это неправда! Иисус Христос… Он жил, потом умер, Его распяли… Но Он ожил… То есть, воскрес… Он и сейчас живет. Все герои умерли, а Он живет! Наступила пауза. Я мог только представить лицо Зои Васильевны — и сам был поражён. Так возражать классной, которая взглядом могла заставить «проглотить язык» любого! И кто — тихоня Голубок! Но вот Зоя Васильевна опомнилась, и голос её загремел: – Ты соображаешь, что говоришь? Твоё счастье, что тебя никто не слышит! Ты где живёшь, Голубев? В какой стране? В какой школе учишься? Дыхание классной начало срываться, голос перешёл почти на визг: – «Он живёт», – передразнила она. – Да ты знаешь, что наши учёные давно доказали, что Бога нет?! Иисус Христос – просто вымысел, понимаешь? Вы-мы-сел! А сочинили это всё хитрые люди, чтобы обмануть таких простаков, как ты. Чтобы ты, вместо того чтобы учиться и строить светлое будущее, бормотал молитвы со старухами. Может, ты и в церковь ходишь? – Да, хожу… С бабушкой. А Бог есть, и Иисус Христос — Божий Сын, и Он умер за наши грехи, и в третий день… – Хватит! – Классная громко хлопнула чем-то по столу. – Не желаю слушать эти бредни! Не собираюсь терпеть в своем классе мракобесия! Собирайся, идём к директору! Я решил, что они сейчас выйдут, и отпрянул от двери. Но вдруг... (продолжение во второй части, если хочешь — скажи, и я сразу оформлю) Автор: Елена Кучеренко

Показано 10-12 из 12 рассказов (страница 2 из 2)