Видео-рассказы

Духовные истории и свидетельства, которые вдохновляют и поучают

Наказание грабителей

В одном поселке городского типа жил священник, а точнее, иеромонах. Он уже давно потерял жену и после этого решил принять постриг. Сподобившись пострижения в монашество в одном из монастырей, он, после хиротонии, был по благословению своего владыки приписан к храму этого поселка. Отец Никон (так его звали) уже несколько лет жил при храме и питался, как говорил апостол Павел, своими священническими трудами. Он был добросовестный священник и за свою отзывчивость был любим своей немногочисленной паствой. За многолетнее служение на благо Матушки Церкви, он приказом Святейшего Патриарха был награжден крестом с украшениями. Этот крест он берег и надевал его только по большим праздникам. Отец Никон не считал себя достойным этой награды, но его признали достойным и с этим ничего нельзя было сделать. На дворе стоял октябрь и с каждым днем становилось все холоднее, хотя снега все еще не было. В этот день отец Никон занимался дровами, желая натопить печь. Хотя он и был почтенного возраста, но порох, как он часто шутил, все еще был в пороховницах и обслужить сам себя он еще был в состоянии.. — Бог в помощь! — раздался внезапно чей-то голос. Отец Никон посмотрел и увидел в воротах двоих. Они стояли и озирались, вероятно, высматривали собаку. Было видно, что они замерзли, об этом говорили и их легкие куртки. Они сжались и держали руки в карманах. У одного из них за плечами был большой рюкзак, у другого в руках пакет. — Благодарствую, — ответил отец Никон. — Вы настоятель этого храма? — Да, — ответил священник, — вы ко мне? — Нет, вообще-то, — ответил один из них. — Мы просто проходили мимо и увидели эту красоту, — он двумя руками показал на храм. — И вот решили посмотреть поближе. — А вы тут один живете?, — спросил второй. — Да нет, не один. Я с котом. . Путники улыбнулись и неуверенно вошли в ворота. — Вы замерзли, как я погляжу. Давайте я вас чаем напою. — Мы не против. Время позволяет. Отец Никон воткнул топор в пенек и рукой указал гостям на входную дверь. — А вы сами-то совсем не чаем разогреваетесь. — Да, вот приходится разминаться иногда, иначе совсем жиром заплыву. Как говорится, помяни, Гоподи, непраздного Никона. Все трое засмеялись. Войдя на терассу, путники разделись, оставили рюкзак и пакет и прошли в дом. Было сразу видно, что в доме живет верующий человек: изобилие икон и фотографий, подсвечников и горящих лампад непроизвольно бросалось в глаза, а черные рясы, висящие при входе, говорили еще и о том, что этот верующий — священник. На стене тихонько тикали часы. Серый кот прошел за людьми в дом и вертелся в ногах у отца Никона. Чайник вскипел, и уже через несколько минут все трое сидели в зале за чаем. — Ну и как она, жизнь священническая, — после некоторой паузы спросил один из пришельцев. — Непростая она, — ответил священник, — ответственная. Но и незаменимая. .. в комнате заиграла красивая церковная музыка «Се Жених грядет». Это был телефонный звонок. Отец Никон взял телефон и вышел в другую комнату. Это был его сын, который периодически связывался со своим отцом-монахом и интересовался его здоровьем. Они разговаривали минут пять, после чего отец Никон вернулся к гостям. Когда он вошел в зал, двое его гостей стояли по стойке «смирно» и смотрели на него круглыми глазами. Они несколько раз переглянулись. Один явно что-то говорил другому своим взглядом. И вдруг он объявил: — Нам уже нужно идти. Простите нас. — И они быстро проскочили на терассу. — Так быстро?, — только и успел сказать им вслед озадаченный священник. Еще через несколько секунд входная дверь закрылась. Отец Никон услышал, что на пороге они о чем-то спорят друг с другом. Посмотрев в окно, он только успел увидеть, как они быстрым шагом выходили, почти выбегали из его ворот. Он только пожал плечами — Наверно, я что-то не то сказал, — подумал он и сел допивать свой чай. Только на следующий день отец Никон поймет в чем было дело — он не найдет на положенном месте своего подарочного креста. Коробочка останется на месте, а ее содержимого не будет. Отец Никон немного растерялся и сначала подумал, что в последний раз не положил его на место, но потом сообразил в чем дело. Он перенес пропажу спокойно. Помолившись за молодых людей, он вверил себя и их в руки Божии, что он всегда и старался делать по жизни и к чему приучал себя с молодости. Прошло некоторое время и в жизни отца Никона произошли перемены. То ли из-за перераспределения кадров, то ли по личной договоренности архиереев отца Никона перевели в другую епархию. Ему пришлось оставить свой облюбованный домик с печкой и уехать в городскую квартиру.. Прошел год. Отца Никона уже знали и любили все. Молодые священники часто советовались с ним, а пожилые почитали за своего друга и любили пообщаться. Новый владыка, узнав о краже его подарочного креста, в скором времени на День его ангела преподнес отцу Никону этот подарок. Справедливость, как казалось, восторжествовала. Но суд Божий оказался несколько иным. Однажды в главном соборе города был престольный праздник. В такие дни, как правило, служил владыка, а духовенство города и окрестных близлежащих приходов приезжало сослужить своему архиеерею. Отцу Никону также было велено принять участие в праздничной архиерейской службе..После окончания богослужения и праздничного молебна, отец Никон направился в ризницу. Внизу священники разоблачались и что-то шумно обсуждали. Когда он спустился, один из его знакомых батюшек обратившись к нему спросил: — Отец Никон, у тебя случайно нет знакомого непраздного священника Нифонта? Когда он это сказал, все священники дружно засмеялись. — Что-то я тебя не пойму, – ответил отец Никон. — Да у нас тут никто понять не может, что это за непраздный священник Нифонт. — А почему непраздный, беременный что ли? Молодые священники засмеялись. — Вот мы и сами пытаемся понять, на каком, интересно, он месяце и как так вообще получилось? — Ладно, будем надеяться, что он когда-нибудь найдется. Отец Никон снял фелонь и спросил: — А кто его ищет? — Да не знаю. По телевизору уже несколько дней бегущей строкой это объявление мелькает, что помогите, мол, найти некоего непраздного Нифонта, у которого год назад украли крест. Отец Никон так и присел после услышанного. «Непраздный Никон», так ведь это я так себя назвал год назад, когда с незнакомцами разговаривал, — подумал он. Что-то я понять не могу, меня что ли ищут? Кто и зачем? — задавал себе вопросы отец Никон. Никак воры-то мои покаялись. Вот так чудо! — А там адрес или телефон прилагался?, — поинтересовался он. — Да, телефон какой-то был. — Отец, Кирилл, ты не мог бы мне услужить? Перепиши для меня этот телефон. — Хорошо, отче, не вопрос. Завтра же пришлю вам сообщение на телефон. Весь оставшийся вечер отец Никон думал, что же они хотят ему сказать? Наверно, крест вернут, прощение будут просить. Он и не держал на них зла, просто за их ошибку переживал. Слава Богу! Образумились. Хоть через год, но образумились. Надеюсь, у них там все в порядке, — задавал он себе вопросы. На следующий день ближе к обеду действительно пришло сообщение от знакомого священника, в котором был номер телефона. Отец Никон немного помедлил: — «Господи, благослови», и набрал номер. — Алло! — раздался чей-то незнакомый голос на том конце провода. — Здравствуйте! Меня зовут иеромонах Никон. Я… Но ему не дали договорить. — Батюшка, как хорошо, что вы позвонили! Мы вас уже столько месяцев ищем, совсем отчаялись уже. Где вы сейчас? Нам срочно нужно вам вернуть ваш крест. Мы допустили тогда ошибку и теперь расплачиваемся за нее. Так где же вы? Как нам встретиться? Оказалось, что они совсем в разных областях. Отец Никон сказал ему свой новый адрес и они договорились встретиться. Тот человек обещал завтра же приехать к нему. «Вот это да, — думал отец Никон, — видать сильно прижало». На следующий день тот человек и правда приехал. Не было еще 10 часов дня, как в дверь позвонили. Открыв дверь, отец Никон сразу узнал своего гостя-боевого офицера. Одет он сейчас был по-летнему, но лицо его он запомнил хорошо. Лицо вполне честное, доброе и приличное, — промелькнула мысль, — что же их подвигло на воровство? — Здравствуйте, батюшка! Благословите, — и гость подошел под благословение. Эту перемену нельзя было не заметить. В прошлый раз они про благословение и не вспомнили. — Заходи старлей, — сказал отец Никон, — гостем будешь. Тот зашел, разделся и прошел в квартиру. — А у вас хорошая память, — сказал вошедший. — Не жалуюсь. Может чаю? — спросил хозяин. Гость посмотрел отцу Никону в глаза и невольно вспомнил про последний с ним чай год назад. Тогда священник тоже предложил им чай. Было видно, что он очень сильно переживает и чувствует вину. Это предложение чая было, как удар по больному месту. Он опустил глаза и сказал: — Да, если не трудно. — Да какой уж там труд, — сказал священник и ушел хлопотать на кухне. Через пять минут чай был готов и они сидели за чашками ароматного чая. — Какой хороший чаек!, — сказал гость. — Да, мне его специально из столицы привозят. Люблю, знаешь ли, хороший чай и ничего не могу с собой поделать. Тебя звать-то как? — Александр. — А вы, стало быть, отец Никон. А то мы вспоминали, вспоминали и ничего, кроме отца Нифонта не вспомнили. С этими словами он достал из нагрудного кармана небольшой сверток, развернул его и положил на стол. Отец Никон сразу узнал свой крест. Он ничуть не изменился и был таким же красивым и сверкающим. — Да, это он, — сказал отец Никон. Он и не собирался спрашивать о мотивах их поступка, но Александр сказал сам. — Я даже не знаю, как это произошло, — начал он свой рассказ. Это Юра зачем-то его взял, ну, тот второй, помните? Когда вы вышли из комнаты, он стал бродить по залу и смотреть обстановку. Заметив какую-то коробочку, он открыл ее и увидел крест. Достав его, он долго рассматривал, а потом почему-то положил в карман. Я увидел это в последний момент. Я даже не знал, что он там взял. Я подумал, что что-то незначительное, может на память о гостеприимном хозяине. Говорю, ты что взял? Он отвечает — так, ничего особенного. Я подхожу, открываю футляр, рядом с которым он стоял, а он пустой. Я его спрашиваю, ты, что крест взял что ли? И тут заходите вы. Я, право, и не знал как поступить. Все так неожиданно получилось. Сказать при хозяине, — положи крест на место, было бы, своего рода, предательством нашей дружбы. И я промолчал. Поэтому и решил быстро уйти. Я его потом спрашиваю, зачем тебе священнический крест? А он говорит, я сам не знаю зачем его взял. Говорит — бес дернул. Ну и пошла у нас после этого «веселая» жизнь. Все началось уже на вокзале, когда у нас украли наши вещи. У меня в рюкзаке отличная новая палатка была, а Юра в пакете свой отремонтированный ноутбук нес, который только что из сервиса забрал. Я ему говорю — вот видишь, это все из-за этого креста! А он мне говорит — это совпадение, сами виноваты, не доглядели. Ну, я тогда спорить с ним не стал, так как и действительно не доглядели. Но потом я приезжаю домой, а у моей машины все колеса проколоты. Через неделю Юра мне звонит и говорит: «У меня гараж взломали, ну и, понятно, все, что можно вынесли». Я ужаснулся. У него там новенький квадроцикл стоял, плюс мотоцикл его друга. Он в шоке. Я, говорит, не знаю, что делать? Ладно, за мотоцикл как-то расчитались. А потом по нашему городу, да и не только по нашему, пошла волна поджегов автомобилей. Вы, наверно, слышали об этом, когда по ночам по десять машин сразу жгли прямо во дворах? Ну и как вы думаете, чей был автомобиль, который подожгли первым? Отец Никон отхлебнул из чашки и посмотрел на своего рассказчика. — Да, — продолжил он, — это был мой Рено. Сгорел до тла, один черный кузов остался. Я звоню Юрке и говорю — так и так, а он мне в ответ: «Ты не поверишь, у меня дача сгорела. Говорят бездомные в нее пробрались и ночевали. Наверно, курили или еще что-то. Короче сгорела моя хибара». — Вот это да! — говорю. — Надо что-то делать. Сейчас ты тоже скажешь, что это совпадение? — Нет, — отвечает, — это не совпадение. Я ему говорю: — Ты украл, а расплачиваемся вдвоем. Ты во всем виноват! — Ладно, — говорит, — виноват я, виноват, давай решать уже что-то. — Что тут решать, — говорю ему, — поедим на то же место и отдадим крест. Договорились с ним о встрече и вдвоем приехали к вам туда. Ну а там, понятно, уже никого нет. Куда уехал священник никто не знает. Говорят только, что перевели. — Ну, — говорю, — попали мы! Что делать-то будем? — Не знаю. Может просто оставим крест тут, на окне и уйдем? — Нет, неправильно это будет. Утащили из квартиры, прям из-под носа владельца, а вернули на окно, да к тому же, когда хозяин уехал отсюда? Так что ли? — Нет, не пойдет так, — говорит. Короче, вернулись ни с чем. Этого мало. Нас на том же вокзале по пути домой опять ограбили. Только на этот раз в открытую — дали по голове и вытащили все из карманов. Прошло где-то с несколько месяцев. В это время было некоторое затишье. А потом автобус, в котором мой Женька ехал, попал в аварию. Ни у кого даже царапины нет, а он один упал так неудачно, что головой прямо на металлический уголок. Весь в крови, огромный порез, плюс сотресение и перелом двух пальцев на руке. Я был в ужасе. Через неделю мне звонит Юра и говорит, что его ограбили — вскрыли квартиру и вынесли на несколько десятков тысяч. Благо, их кто-то спугнул, а так бы все вынесли. И опять мы задумались о своих действиях, но не знали что делать. Ходили в храм, советовались со священником. Он хотя и дело говорил, но нам что-то подсказывало, что мы должны вернуть украденную вещь ее хозяину. Потом, как по какому-то сценарию мы оба попали под сокращение на своих работах.. потом я узнал, что Юра погорел — квартира сгорела. Дело было ночью и он спал со своей семьей дома, когда замыкание случилось. Вроде все живы, но он сильно обожжен и лежит в больнице. Месяц назад он мне позвонил из больницы и говорит: «Сделай что-нибудь, что угодно, иди к президенту, к Патриарху, но найди способ вернуть крест, иначе мы все умрем». Я молился и просил вразумления, как поступить. А потом мне пришла мысль дать объявление по какому-нибудь общественному телеканалу, который показывают у всех. И после больших трудов и немалых денег это удалось сделать. Правда, не знал что написать и написал то, что вспомнил, точнее то, что только мы с вами знали. Хотя имя ваше так и не вспомнил. Саша замолчал и допил чай. Отец Никон тоже молчал какое-то время. Он удивлялся действию Промысла Божия и Его справедливости. Вот ведь как все непросто! Ничего не бывает без последствий. Все-таки милостив Господь, что наказывает нас еще здесь. — Вот это история!, — сказал отец Никон после некоторой паузы. — А ведь уже давным-давно в Священном Писании сказано — Не укради. Давным-давно. Но, видно, не все знакомы с Священным Писанием. Вот ты и узнал на себе о действиях Промысла Божия. Кто ворует тот и сам ограблен будет. Но у вас немного другой случай. Вы украли у монаха, а это другая статья. — отец Никон улыбнулся. — Монахи — это дети Божии, которых Господь бережет и не дает в обиду. Не случайно говорят, что имущество монахов — огонь. Украдешь у монаха десять рублей, потеряешь тысячу. Воровать вообще нельзя, а тем более у монахов. Это опасно для жизни. Они засмеялись. Отец Никон принял его извинения и уверил его, что их покаяние принято Богом и больше с ними ничего скорбного случится не должно, если, конечно, не нагрешат снова. Глядя в окно, отец Никон провожал взглядом своего гостя. Слезы радости сползали по его щекам. Он благодарил Бога за Его неустанный Промысел о мире и о себе, и еще раз уверился в христианской истине, что всякий надеющийся на Господа не постыдится. Автор истории: Иеромонах Роман (Кропотов)

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

Пьяная молитва.

Крестила меня мама в 7 лет, в единственной действующей в городе в то время (1985 год) церкви, некоторое время посещал воскресную школу даже, лет до девяти. В общем, зерно было посеяно, и основы православной веры я знал с детства. Только благополучно я это всё забыл. Очень быстро. Учился в лингвистической школе, довольно успешно, и всё бы хорошо, и верующий, и перспектива получения престижного образования, но… с развалом Союза пришла и «долгожданная свобода». Подростками мы получили открытый доступ к табаку, спиртному. «Золотое детство» мое продолжалось до восьмого класса, а вот юность измерялась неизмеримыми литрами спиртного и блоками сигарет. В один из таких уже привычно проводимых мною дней утащили мы с какого-то двора пару куриц, вина набрали и «посидели душевно», так сказать. Иду я по поселку пьяней вина, в руке нога курицы жареная, ем, и – откуда взяться – мать навстречу (а надо отметить – матери я боялся как огня, порола меня как сидорову козу), глянула на меня и, ясное дело, за палкой. А я не будь дурак, с жареной курицей в зубах, пьяный (откуда в голову пришло), говорю: «Мама, я в церкву пошел». И дёру! Но дёру-то всё-таки в церковь дал, думаю – в церкви-то, поди, лупить не будет. Стою в разрушенном нашем сельском храме, жду, со страхом жду, мать жду с палкой, знаю – наказание жестким будет. Да как давай молиться: «Боженька, хоть чё мне пошли, но исправь меня и чтоб мамка не набила!» Мать, видно, домой ушла, и «праздник» этим же вечером продолжился. А ночью я с другом, не помня себя от влитого, взломал первый открывшийся в нашем поселке частный магазин. Вынесли водки, вина, конфет, сигарет на приличную по тем временам (пятьсот рублей) сумму. Конечно же, нашлись глаза и уши, в общем, сказали нам – либо возмещаете ущерб, либо на скамью. Куда идти? Где такие деньжищи взять неработающим малолеткам?! «Ну, послал Ты мне, Боженька, “хоть чё-нибудь”, – думаю, – там не попьешь!» В городском кафедральном соборе в это время шла полным ходом реставрация, там размещался краеведческий музей, и мама повела меня туда. Зашли к секретарю епархии, Царство ему Небесное, обрисовали положение мое бедственное. Стою, прошу – дайте пятьсот рублей, а я эти деньги отработаю, кирпичи буду таскать, стройка ведь полным ходом. Секретарь вдруг и спрашивает: «А чем ты, Вова, дома занимаешься?» – «Да чем, водку пью да на гитаре песни пою!» – честно отвечаю. «Ну, вот в хоре и попоёшь, отработаешь». Подписал владыка прошение мое о выдаче пятисот рублей и зачислении меня в штат. Вот уже двадцать два года я певчий кафедрального собора в Архиерейском хоре, семья у меня: умница-супруга и чудесная дочка. Пьяная молитва-просьба «Пошли мне, Боженька, хоть чё-нибудь» была не только услышана, но и незамедлительно, чудесным образом выполнена. Вспоминайте всегда, в любом состоянии, в любых ситуациях о Боге – слышит Он нас, любит Он нас и не оставит, если мы Его не оставим. И благодарить не забывайте, знаете, как я благодарен был за вино, за магазин. Не дал бы Бог это «чё-нибудь», не было бы того, что есть. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! Владимир Черноскутов.

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь вразумление дочь животные мама молитва моя половинка простая радость семья

Я проиграл тебя в карты и должен убить

Некоторое время назад в Сергиев Посад переехала из Белоруссии мама с двумя дочками. Они хотели жить при лавре, быть поближе к преподобному Сергию. Купили квартиру. Старшая дочка, Людмила, устроилась работать в столовую Московской духовной академии. Здесь она познакомилась с семинаристом, они искренне полюбили друг друга. С мамой и младшей сестрой она была просто счастлива от того, как складывается их жизнь. Но вот однажды вечером Людмила шла за лаврой в низине, рядом с оврагом. Неожиданно из-за кустов появился человек с ножом. Девушку парализовал страх, она тут же протянула преступнику свою сумочку. Но бандит сказал: «Мне не нужны твои деньги. Я проиграл тебя в карты и должен убить». В преступном мире бывает всякое. Этот бандит, проигравший всё в карты, поставил на кон чью-то жизнь. Ему, собственно, было всё равно, кто появится на пути в пустынном и темном месте. Карточный долг для бандита – долг чести. Оставалось только подкараулить жертву. Вот такой жертвой и оказалась эта бедная девушка. Вокруг никого, темнота, тут же – овраг, в который преступник мог сбросить бездыханное тело. А бедная девушка тихо, сквозь слезы произносила: «Мамочка, прощай» – и молилась, как могла. А мама, надо сказать, была далеко, в отъезде, и там, в далеком городе, она уже легла спать. И вдруг она в этот самый момент увидела во сне, что ее дочь лежит в гробу. Нестерпимая тревога и боль в сердце пробудили маму. Она упала на колени перед иконой Божией Матери и стала слезно молиться: «Пресвятая Богородица, помоги, спаси мою дочь!» Мы не знаем, как долго молилась мать, но только преступник вдруг потерял весь свой грозный вид и решимость. Он стоял как вкопанный, и только тихо сказал: «Иди». Так Людмила спаслась и пришла домой живой и здоровой. После этого друг-семинарист провожал ее каждый вечер. Через какое-то время они поженились. Но Людмила настолько была испугана случившимся, что приобретенную квартиру они продали и уехали назад в Белоруссию. Эта история, конечно, в том числе и о силе материнской молитвы, и о материнском чутком сердце. Молитвы матери остановили руку злодея. Мама, имя ее в миру было Татьяна, со временем сильно разболелась и приняла монашеский постриг. Она уже находилась на грани смерти, ей благословили принять схиму. Но как только она стала схимницей, смерть отступила, и так мама жила многие-многие годы. Добавлю, что этот страшный случай завершился наибольшими благословениями Божиими. Людмила – жена священника, а их собственные дети стали: сыновья – священниками, дочери – женами священников. Младшая сестра Людмилы – тоже жена священника. Вот так Господь управил жизнь этой семьи.

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

бандиты внутренняя сила дети дочь животные истории из жизни мама молитва моя половинка семья сын

Встреча с Чудом.

Снег, снег, снег… Он слепит глаза, а я во всю мочь бегу по улице поселка. Мне шестнадцать лет, я секретарь школьной комсомольской ячейки. Сегодня наш кружок самодеятельности ставит спектакль в заводском клубе и я играю главную роль. Выучила ее назубок, а вот костюм не готов и приходится торопиться. Дома никого нет, отец в командировке, мама, верно, ушла к бабушке. Открываю сундук и вытаскиваю необъятной ширины театральную юбку. К ней надо пришить оборку и позумент. Эх! Хотя бы Катя пришла помочь! Из всех подруг Катя — самая любимая; она — дочь священника, а вот я в Бога никогда не верила, да и как можно верить, если религия — дурман? Катя тоже участвует в самодеятельности, только ей не везет: она хочет играть главные роли, а достаются ей самые незначительные. Но она вышла из положения: выучивает то, что нравится, и разыгрывает для себя. Над ней посмеиваются, а Кате хоть бы что! Ну, надо быстрей шить, а то за мной скоро девочки с ребятами зайдут, чтобы вместе идти в клуб. Что это у меня голова начала болеть так сильно и в жар бросает?.. Какая бесконечная оборка, а голова до того болит, что пальцы не слушаются. Нет, не могу больше шить, лягу, а то мне все хуже и хуже… За дверью слышны голоса, топот ног, и в комнату вваливается шумная ватага участников спектакля. Увидев меня лежащей, они бестолково суетятся возле кровати. Но вот кто-то ставит мне градусник, кто-то стаскивает с моих ног валенки, которые я не могла снять, и накрывает меня одеялом. — Василь, — слышу голос Кима, — беги за врачом. Майя, разыщи Люсину маму. Катя, вытащи градусник. Сколько? 41! Ой-ой-ой! Пришла мама. Мне так плохо, что я ничего не могу ей сказать. Ким сует мне в рот таблетку: — Проглоти, сестра из поликлиники прислала, а врач уже ушел: сегодня ведь суббота. Я с отвращением выплевываю горькое лекарство и плачу от боли, от тяжести во всем теле и от какой-то гнетущей тоски. Все уходят в клуб. Катя задерживается и говорит маме: — Надежда Андреевна, я после спектакля прибегу к вам и буду ночевать с Люсей, так что вы можете спокойно идти в ночную смену. Да, Кате придется сегодня играть и свою, и мою роль. В ушах страшный звон… Как мне плохо! Я, верно, умираю… Мама кладет мне на лоб мокрое полотенце, но я его сбрасываю и мечусь по кровати. Простыни жгут тело, подушка тоже раскаленная. Хотя бы немного прохлады!.. А откуда это такой свет появился в комнате? Яркий и вместе с тем мягкий, нежный. Что это? В самом центре света — Казанский образ Божией Матери. Я его хорошо знаю, такой висит у бабушки. Только это не изображение, а Святая Дева живая, и волны радости идут от Нее ко мне. — Мама, — неожиданно громко говорю я, — Божия Матерь пришла к нам. Мама подходит ко мне и плачет: — Деточка, это тебе перед смертью кажется — ты умираешь. А сияние все торжественней, все ярче, и в его свете справа от Божией Матери я вижу Лик Христа. Он как бы написан на полотенце, мне даже золотые кисти видны на краю полотенца. И вместе с тем я чувствую, что Лик живой и смотрит на меня кроткими, необыкновенными глазами. — Мама, Сам Бог здесь, — шепчу я, и откуда-то издалека слышу ее плач и причитания. Мощная радость охватывает все мое существо. Я теряю представление о времени, о том, где я. Мне хочется только одного: чтобы это никогда не кончалось. Два Лика в неземном сиянии и я… И больше ничего не надо… Но свет погас так же внезапно, как появился. Лежу долго и не шевелюсь. Что-то новое вошло в меня, я — как наполненная до краев чаша… Прижимаю руки к груди и встаю. Но как же так, ведь я была очень больна, умирала, а сейчас совершенно здорова? Мама испуганно подходит ко мне: — Люсенька, что с тобой? Ляг, родная. — Нет, мамочка, у меня все прошло, потрогай: руки холодные и голова, и ничего не болит. Дай, я помогу тебе собрать вещи и скорей иди на завод, а то опоздаешь. Не беспокойся, я совершенно здорова. Мама уходит, а я жду Катю. Только ей одной я могу рассказать о том, что произошло со мной, больше никому. Ах, скорей бы она пришла! Скрип снега под окном, топот быстрых Катиных ног — и вот она сама на пороге. На платке и шубе — снежинки, лицо в гриме, а глаза тревожно смотрят на меня. — Катя, Катя, ты знаешь, что случилось? — кричу я. — Ты только послушай! Мы проговорили всю ночь, а рано утром Катя повела меня к своему отцу. Первый раз в жизни я исповедалась и причастилась… Так началась моя новая жизнь. "Просите, и дано будет вам. Непридуманные рассказы о чудесной помощи Божией"

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь врачебные истории дочь животные за пределами логики истории из жизни мама Папа простая радость семья чудеса

Письмо с того света

«Меня зовут Брусилов Андрей Иванович. Я родился в 1969, а умер в 2010 году. Я прожил на свете сорок один год и два месяца. Вернее, прожил я восемь месяцев, а существовал в теле тридцать девять с половиной лет – ровно до того дня, как узнал, что у меня рак. Теперь я умер и решил предупредить тех, кто это прочитает, чтобы и они не прожили большую часть жизни так же бессмысленно, как это сделал я. Родился я в далеком 1969 году. Рос, жил «как все». Это страшное словосочетание, которым, как правило, и обозначается жизнь без смысла. Я был не хуже и не лучше всех моих знакомых. Служил в армии, окончил строительный университет, женился, в девяностых начал заниматься бизнесом. Мечтал о своем доме. Я умел проектировать и знал в этом толк. Сначала организовал небольшую фирму по продаже стройматериалов, потом дело пошло вверх и мы выросли до солидной строительной компании. Пока я занимался бизнесом, у меня родилась дочь Оксана. Жена не работала, на ней были все домашние дела. Вы знаете, как пахнет тело у маленького ребенка? Говорят, этот запах особенный, его невозможно ни описать, ни сравнить с чем-то, он необыкновенный. Так вот, я этого запаха не знаю. Я изредка брал ребенка на руки, но и то лишь для того, чтобы положить в коляску и пойти в парк погулять. Пока мы гуляли, я прикидывал сметы и рассчитывал, что лучше купить и как выгоднее продать. Поэтому я не заметил, как мой ребенок вырос и самостоятельно пошел ножками, как он сказал первое слово, как учился читать и писать. Мне было некогда. Я уже начал стройку дома по индивидуальному проекту. Кроме дома, на этом же участке я планировал разбить шикарную парковую зону с лавочками, садом камней, фонтаном, садовыми деревьями, чтобы можно было гулять с семьей, сидеть на зеленой лужайке, наслаждаясь пением птиц и неспешно попивая кофе, завернувшись в плед, когда придет осенняя прохлада… Я так мечтал. Но этому не суждено было случиться, потому что я умер. Когда мы заливали бетон под фундамент дома, дочка пошла в первый класс. Я не смог ее отвести первый раз в школу, потому что была важная встреча с подрядчиками. Когда возводили стены дома, дочка подходила ко мне не раз с просьбой помочь с домашкой. Я целовал ее в головку и отправлял к маме, потому что у меня были важные расчеты. С женой я также общался редко, потому что… потому что мне надо было работать. От ее просьб пройти погулять я увиливал отговорками, и в конце концов она перестала меня доставать своими просьбами. Даже во время отпуска, когда была возможность побыть вместе, я не отрывался от компьютера, проверял сметы, проводил онлайн заседания, в общем, активно готовился к счастливой жизни, которую мне не суждено было прожить. На самом деле я не жил, я спал и видел сон о том, как буду когда-то жить. Проснулся я тогда, когда поломал руку, копаясь в саду, при этом усилия мои были сделаны незначительные. Гипс наложили, но непонятна была причина этого перелома. Решили проверить и оказалось, что это метастазы, которые шли от печени. Анализы показали, что они уже везде и об операции не может быть и речи. Все врачи были единодушны в том, что я скоро умру, но были разногласия в отношении того, когда это случится. Сначала я в это не поверил, потом упал на такое дно отчаяния, что если бы меня тогда кто-то пристрелил, то я бы перед этим целовал ему руки. А потом… потом я смирился и принял то, что ухожу из этого мира. И вот тогда я наконец проснулся…. Я с изумлением стал смотреть на мир и с удивлением заметил, что вокруг меня кипит жизнь, о которой я раньше не имел ни малейшего представления. Потрясением для меня был зимний рисунок на окне. Я долго не мог оторваться от его замысловатого узора. Когда я насыпал на подоконник зернышки подсолнуха, то увидел синичек, наверное, тоже первый раз в жизни. Они, оказывается, подлетают и по очереди хватают зернышко, отлетая сразу, чтобы его разлузать на ближайшей ветке. Спокойно и без гама, в отличие от воробьев, которые устраивают драки и разборки, кому больше достанется. Мне осталось совсем мало времени, и я жадно начал жить. Я взял жену за руку и пошел с ней гулять. Боже мой! Какое это потрясающее чувство, когда в твоей руке рука любимого человека, ты идешь и чувствуешь ее тепло, и тебе больше ничего-ничего не надо. Как я мог этого раньше не понимать! Дочь…Я зашел к ней в комнату и впервые обнял. Нет, я, конечно же, обнимал ее и раньше, но это были не объятия, а так, поверхностные касания, которые я даже не ощущал. А теперь, первый раз в жизни, я почувствовал ее любовь. Ее нежное маленькое сердце было наполнено любовью и преданностью. Я крепко обнял Ксюшу за хрупкую талию, положил голову на ее плечико и стал рыдать навзрыд, как маленький ребенок. Я не помню, сколько это длилось, но она неподвижно стояла все это время, крепко меня обняв. Передо мной начал открываться новый мир. Осень угощала меня своими запахами. Мятые листья клена пахли прошедшим жарким летом. Очаровывали своей красотой утренние капельки росы, в выпуклых отражениях которых отражались первые солнечные лучи. Стаи птиц собирались на оголяющихся осенних деревьях и загадочно о чем-то говорили на своем непонятном языке. Я чувствовал, что и они, так же, как и я, боятся лететь в другие края, но и им, так же, как и мне, придется это сделать. Последний мой отдых на море с семьей был в середине октября. Странно, я ездил с ними на моря иногда даже по два раза в год, но тут впервые для себя обнаружил, что море, оказывается, пахнет. Это романтический запах алых парусов, и мне казалось, что следы на песке оставили воздушные ступни Асоль, когда она ходила вдоль береговой линии, слушала музыку волн и мечтала о своей любви. Море мне напомнило что-то далекое, забытое, детское: родителей, советскую базу отдыха, запах варенных в ведре креветок. Но казалось, что это все было не со мной, а с кем-то другим. И тут я вдруг вспомнил уже совсем забытый эпизод из моего детства. Когда я помог нашей соседке с пятого этажа спуститься вниз, на лавочку возле подъезда. В доме лифта не было, а у нее были больные ноги. Поэтому она очень редко выходила на улицу. Я помню, как помог ей сесть на скамейку, как она подняла глаза и сказала: «Ах какая благодать, как хорошо-то, какая благодать». Хорошо? На улице слякоть, грязь, сыро, что здесь хорошего? Помню, как я тогда удивился, но ничего не сказал. А вот теперь смотрю на все это и думаю – а как же и впрямь хорошо, какая благодать! Как хорошо, когда ты можешь своими легкими вдыхать вот эту осеннюю свежесть, когда можешь чувствовать на лице мокрые капли дождя…и слез, которые мелкой соленой струйкой стекали с моих угасающих глаз. Раньше я никогда не молился. Во время венчания батюшка нам сказал, что нужно дома читать «Отче наш» и что-то еще. Я тогда взял себе за правило перед сном читать «Отче наш». Читал я эту молитву механически, как заклинание, и шел спать. Теперь все стало по-другому. Я понял то слово, с которого начиналась молитва. Отец… любящий, от Которого зависит вся моя жизнь, связи с Которым я не имел, а теперь обрел. Странное чувство дикого страха смерти и новых зарождающихся отношений с Богом, основанных на любви. От отчаяния меня спасала лишь надежда на то, что Он, мой Отец, здесь, рядом, что Он меня слышит, понимает, любит, знает, что внутри меня происходит. Это не снимало моих страхов, но как-то преображало их, давало силы владеть собой. У меня возникла колоссальная потребность в молитве. Не молиться было уже невозможно. Молитва и жизнь стали чем-то целым. Все переосмыслялось радикально. То, что было важным и значимым, стало мелкими и ничтожным. А то, чему я раньше не уделял внимания, стало самым важным. Тепло друзей, любовь родных, непреходящая ценность каждого ускользающего мгновения жизни. Но ведь, в самом деле, какая разница во что ты одет, какая у тебя машина или сколько у тебя денег. Важно то, что ты можешь любить, жить, делать добро, благодарить, духовно расти. В этом всем и заключается настоящая радость бытия. Господи Боже мой! Мне только сейчас, на пороге смерти, дошло, что истинным моим призванием, как и каждого из нас, было БЫТЬ, а не ИМЕТЬ. Я должен был давать пример того, каким должен быть муж, отец, друг, просто прохожий по жизни, к жизни не безразличный. Вся моя жизнь до болезни была карнавалом, на котором я танцевал в маске, меняя ее в зависимости от танца и партнера. Я плавал на поверхности воды жизни, в то время, как все самое ценное и значимое было в ее глубине. Я начал болеть и страдать, но мне казалось, что вместе с болью с меня выходит что-то дурное и мерзкое. Все, что я мог получать от Бога и от людей, вызывало у меня огромное чувство благодарности. На каждый добрый жест, улыбку, доброе движение сердца я готов был ответить объятием и слезами любви. Все люди мне стали казаться такими добрыми и хорошими, да так, что я не переставал удивляться их доброте. Хотелось только одного – всех миловать, всех прощать, всех благодарить, всем желать спасения души. Когда медсестра зашла ко мне в палату, поправила подушку и одеяло, я уже не мог поблагодарить ее словами, потому что не мог говорить, но сердце мое заплакало слезами благодарности. Я не мог уже благодарить всех тех, кто стоял у моей могилы, но я каждого из них обнял своим сердцем и со слезами сказал каждому «СПАСИБО». Я хочу, чтобы вы это знали. Знали, что я вас всех очень сильно люблю. Что такое жизнь, я понял только в самом ее конце. И я благодарен Богу, что Он дал мне такую возможность, ведь ее могло бы и не быть. Я понял, что такое счастье. Его невозможно найти, поймать и посадить в баночку. Оно, как мотылек, там умрет. Счастье – в текущем моменте, оно не уловимо. Счастье – это радость. Это постоянное непреходящее чувство внутреннего блаженства. Счастье – это Бог, которого я обрел в конце пути и упал в Его открытые объятия».

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь врачебные истории дети доброе слово дочь животные истории из жизни мама молитва моя половинка Папа простая радость семья христианская любовь

Лёха был правильным пацаном.

Леха был правильным пацаном. После ПТУ шабашил на стройках, не дурак был выпить и подраться, но матери и сестрам деньгами помогал. Ему уже стукнуло хорошо за тридцать, когда в их строительной бригаде появился Сыч. Точнее, Константин, но работяги вскоре прозвали его Сычом. Странный он был парень. Высокий, плотный, с волосами, собранными в хвост на затылке, всегда смурной. Отказывался от курева и вина, бубнил чего-то себе под нос и совсем уж не выносил мужских разговоров про женский пол — краснел, бледнел, а то и вовсе уходил подальше. С ним было трудно общаться, а еще труднее — работать, потому что работал он честно. Вся бригада спешит кое-как закончить объект и смыться с участка, а из-за Сыча приходится вкалывать до заката — потому что он по правилам замешивает раствор и дожидается полного высыхания. Чудика пытались бить, но драки как-то не получалось, он всегда умудрялся избежать разборок. Озверев, бригада пошла к прорабу Михалычу с требованием убрать это чудо-юдо. Мол, не наш он совсем, да и работает плохо. Но Михалыч отмахнулся: «Хватит бухтеть, мужики! Костя — самый правильный из вас, просто несчастье у него. Не повезло парню… а всё эти, будь они неладны, попы». Леху эта новость прямо-таки поразила. Что за попы, что за чепуха? Просто у Сыча с головой не в порядке. Но все-таки он загорелся про этих попов узнать подробнее, вытянуть из Кости его историю. Зачем? А чтобы потом всей бригадой посмеяться. Так бы все это и оставалось в планах, но случай подвернулся сам. Стояла Светлая Седмица (о чем никто из работяг и не задумывался) — и тут вдруг Сыч явился на объект с подарками! Каждому в бригаде вручил он по куличу и паре крашеных яиц, а вдобавок спел что-то церковное. Тут-то над ним и заржали. Только недолго — увидели его глаза, потемневшие от гнева. Сыч переменился вмиг. Начал кричать, обзывать богохульниками — а после неожиданно расплакался. Встал на колени, произнес: «Простите, братья, меня окаянного!», вытер слезы рукавом и побежал на выход. А мужики сидели как пришибленные. Вот тут Леха и осознал: Сыча спасать надо! Человек ведь, жалко его! И он начал действовать. Взял в конторе у Михалыча адрес Кости — тот, оказалось, не имел своего жилья, снимал комнатку у кладбищенского сторожа. В сторожке Леха Сыча не застал, зато пообщался со сторожем. Звали его Женька, был это пожилой дядька, большой любитель поддать. Леха поставил выпивку — и за рюмкой вина узнал немало интересного о Косте. Оказалось, он — расстрига. Что это значит, Леха понимал не вполне, даже думал, уж не охотятся ли за Сычом менты? По Женькиным словам, приехал Костя откуда-то из Костромской области, о себе говорил мало, все больше книжки читал, особенно ту, что в черном переплете и с крестом. Да еще постоянно молился и плакал. А то вдруг нехило поддавал, ходил к какой-то путане, на которой думал жениться. Потом на несколько дней пропадал, и вновь по кругу: молитвы, книжки, рюмка… В церковь тоже ходил, но изредка. Пока ошарашенный Леха переваривал эту информацию, пришел и сам Костя-Сыч. Сел к ним, молча налил себе стопку — и начался долгий разговор. Сторож Женька, впрочем, быстро вырубился, а Леха с Сычом сидели до утра. Оказалось, Сыч верил в Бога — по-настоящему, серьезно. С юности мечтал стать монахом, и стал — получил благословение своего духовника, в 18 лет поехал в монастырь под Калугой, был трудником, послушником, а в 25 лет принял постриг. И все до поры до времени было у него хорошо: молился, трудился, как и все. А потом что-то с ним стряслось. «Бес попутал», пояснил Костя. Он стал дерзить игумену, братии, пропускал службы. Однажды сбежал из обители и пошел к девице легкого поведения. Переночевал у нее, вернулся в монастырь. Там игумен его наказал, и вроде бы подействовало, Костя опомнился, и целый год все было хорошо. А потом все пошло по новой. После дикого скандала с игуменом он сказал, что не хочет больше быть монахом. Ему дали время, много времени, с ним беседовали старцы — но Костя их выгонял, оскорблял. За него молились — но это не шибко помогало. И тогда его расстригли. Он перестал быть монахом и не мог больше оставаться в обители. Ему дали денег на дорогу и молитвенник — и Костя ушел в мир. А в миру все завертелось. Ни дня без выпивки и женщин. Ни дня без слез, когда хмель сойдет, а совесть проснется. Костя начал ездить по разным монастырям, просился в послушники, его принимали — но спустя пару дней или приходилось его выгонять, или он сам уходил. Постепенно по обителям и вовсе пошла о нем недобрая слава. Расстрига — это как клеймо. Как с этим жить, он не знал. Вписаться в мирскую жизнь, стать обывателем у него тоже не получалось. Заработать денег он мог, мог обзавестись имуществом, жильем — но постепенно начал осознавать, что все это ему не слишком нужно. То время, которое он провел в монашестве, не прошло ведь для него бесследно. Он видел и чудеса, совершаемые по молитвам старцев — как исцелялись алкоголики, как у бездетных родителей рождались дети. Многое он видел. Глубоко веровал. И предал. Лехе в диковинку было все это слышать, особенно про чудеса. Вот бы встретиться с такими старцами, подумалось ему вдруг. Тогда, возможно, он и пить перестал бы, и работу себе нашел получше, и семьей обзавелся. И вспомнилось ему разное: покойный отец, смертным боем избивавший мать по пьяни, загулы старшей сестры, вечный поиск денег на выпивку. Стало ему горько — и тут он сам заплакал, как совсем недавно Сыч. А тот принялся утешать Леху, бубнил что-то. Они обнялись как собутыльники — и оба уснули. Утром в сторожке Сыча не оказалось — Женька сказал, что тот в город поехал, в храм. Леха кивнул и поехал на стройку. Но все уже было как-то не так. Обрывки ночных разговоров с Сычом не выходили из его головы, и это заметили в бригаде, принялись шутить: уж не заколдовал ли тебя Сыч? Прошло несколько дней. Леха, протрезвев, пытался заговорить с Костей, но тот на разговоры не велся, а вскоре и вовсе заявил, что бросает работу и уезжает далеко. И вот тут-то Леху что-то подтолкнуло: он попросился с Сычом за компанию, и тот, странное дело, не отказал. Они поехали на остров Валаам, о котором раньше Леха и понятия не имел. Устроились в монастырь трудниками. Поначалу было очень непривычно. С одной стороны, вкусная еда, пироги с грибами и ягодами. С другой — и это Леху сильно напрягало! — никакого вина. Однако понемногу он втянулся. Началась у него какая-то другая жизнь. Убирали картошку, помогали на кухне, работы было глаз не поднять. Зато чувства после этой работы были совсем другие, чем раньше, на шабашках, где заколачивал он немалые деньжищи. А тут бесплатно — но почему-то радостно. Недалеко лес, красота неописуемая. Монахи, молодые и старые, с добрыми лицами, всегда готовы помочь. Будто в семью попал! А вот с Костей-Сычом было неладно. Из храма тот всегда выходил в слезах, ничем не мог утешиться. Лехе так жалко его стало, что пошел к старому монаху, которого называли прозорливым. Рассказал ему все, что знал о Сыче, спросил — как же ему помочь? Может, обратно в монахи принять, чтоб не мучился? Старец улыбнулся в бороду, а потом серьезно сказал: «Не о Сыче ты сейчас должен думать, а о своих грехах. А Константина поблагодари за то, что открыл тебе себя самого. И молись за него. Может, Господь и смилуется, как над апостолом Петром. Богу все возможно». Леха понял одно: назад Сыча не примут, и начал возражать: как же так? Погибает же человек. И тогда старец произнес печально и твердо: «Он сам оставил Христа, сынок. Насильно ко Христу никого привести нельзя». Только тут до Лехи дошел весь ужас драмы Сыча. Тот потерял всё. Остался совершенно один. Тем более нельзя его бросать! А что можно сделать? Старец советовал молиться, но как? Леха ведь не монах, не умеет… …Пролетело два года. Вместе с Сычом Леха трудился в монастыре, научился молиться утром и вечером, ходил на церковные службы, исповедовался и причащался… и как-то вдруг понял, что хочет стать монахом и остаться здесь, на острове. О том, чтобы вернуться к прежней беспутной жизни, уже и помыслить не мог. Его благословили принять иноческий постриг, только не на Валааме, а в другом монастыре, в глубинке, куда Леха вскоре и уехал. Теперь он уже не Леха, а инок Леонид. Что же до Сыча, тот остался трудником на Валааме — хотя, быть может, там его сейчас уже и нет. Через несколько месяцев после отъезда инок Леонид получил от него открытку, где написано было только «Слава Богу, я жив». Что это значит? Быть может, он был прощен и трудится где-нибудь во славу Божию? Не зря же Господь свел его на жизненном пути с Лехой… Автор: Вера Евтухова

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь дети доброе слово животные за пределами логики испытания истории из жизни мама молитва моя половинка Папа покаяние простая радость семья сын христианская любовь чудеса

💝 Помогите шестерёнкам проекта крутиться!

Ваша финансовая поддержка — масло для технической части (серверы, хостинг, домены).
Без смазки даже самый лучший механизм заклинит 🔧

Поддержать проект

Как старец юношу вразумил

Однажды священнослужители привезли к старцу Гавриилу Ургебадзе мальчика, страдавшего алкоголизмом. Думали, что старец наставит его, прочтет стихи из Псалтыри, притчи из Евангелия, но не тут-то было! Старец принял всех в своей келье, выслушал, посмотрел на мальчика, улыбнулся и, достав из-под кровати большую канистру с красным вином, предложил выпить всем вместе. Предложил с такой убедительностью, что никто не смог отказаться. Он говорил тосты и благодарил Господа, Пресвятую Богородицу. Три стакана они выпили спокойно. А когда он налил в четвертый раз и произнес тост, то, взмахнув руками в сторону мальчика, толкнул его стакан, и вино из него выплеснулось. Так повторилось несколько раз. Всем стало стыдно, особенно священнослужителям, которые рассказали мальчику, что ведут его к великому богоносному старцу с даром молитвенной помощи и провидения. Но что им оставалось делать? Они молча сидели и мечтали поскорей выйти из кельи, но батюшка их не отпускал. Такое было благословение старца, которому все вынуждены были в тот момент послушаться. Скоро старец встал и начал такими словами ругать всех вокруг, что находившиеся в его келье священнослужители покраснели от стыда и потеряли дар речи. Обругав всех последними словами, он вдруг вскочил на табуретку и начал танцевать и говорить, что сейчас покажет всем «стриптиз». Этого все уже не выдержали и опрометью выбежали из его кельи в твердой уверенности, что монах Гавриил – простой сумасшедший! Прошло несколько месяцев. Старец скончался, а в монастырь пришел тот мальчик со всей своей семьей. Он… был полностью исцелен от греха пьянства. Как рассказали его родители и он сам, тогда в келье старец Гавриил повторял точь-в-точь поступки и слова этого мальчика, когда он находился в состоянии опьянения. «Мой сын ругал всех нас последними словами, – вспоминала его мать. – Бывало, в совершенно неадекватном состоянии от опьянения он запрыгивал на стол и начинал танцевать стриптиз, настолько он был одержимым и падшим!» Все прослезились, услышав эту историю. Тогда-то и стало ясно, почему старец вел себя подобным образом в тот вечер! Он со стороны показал мальчику всю мерзость греха, которым тот был одержим. Показал, не думая ни о своей собственной репутации, ни о том, что могут о нем сказать и подумать, – и исцелил! И подобных случаев в жизни старца Гавриила было немало. За каждым его поступком и словом (даже ругательным!) скрывались большой подвиг и великая любовь, которой он и сейчас осеняет всех в столь трудные времена!

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

алкоголь дети доброе слово животные мама Папа покаяние семья сын христианская любовь

Благославите на убийство

Отец Афанасий не поверил своим ушам… Шла обычная исповедь. Одни старушки пытались доказать ему, что они совершенно безгрешны, а во всем виноваты зятья, мужья и родные сестры. Другие, напротив, уверяли, что грешнее их нет никого на белом свете. Одна принесла с собой, как обычно, свою греховную тетрадь, в которую ежедневно вписывала вереницы своих прегрешений, включая даже такие, как убийство мыши во сне с особой ненавистью. Мужчины вели себя, как всегда, сдержаннее, не рыдали, не били себя в грудь, не сваливали вину на жен и детей. И вдруг этот незнакомец… — Отец… Не знаю, как обращаться к тебе… — Отец Афанасий. — Отец Афанасий, благослови на убийство. Вот тут-то ушам и не поверилось. — Не расслышал. На что благословить? — На убийство. И при этом так спокойно, даже с достоинством. С вызовом? Священник пригляделся. Нет, без вызова. Перед произнесением просьбы благословить на убийство человек каялся, что имеет недостаток в любви ко всем людям, а иных даже вовсе ненавидит. Но ведь каялся… — На охоту собрались? — вдруг разволновавшись, попытался пошутить отец Афанасий. — На охоту. На человека охотиться хочу. Благослови. — Та-ак… Поподробнее нельзя ли? — Можно. Дело несложное. Жену мою соблазнил. Священник вгляделся в него. Лет под сорок человеку, вроде бы давно не юноша. Примерно того же возраста, что и сам отец Афанасий. — А жена где теперь? Надеюсь, не убитая? — Ее я выгнал. У матери своей спасается. — Убивать не собираешься? — Это как вопрос решится. — Стало быть, если войдешь во вкус, то и ее приговоришь… В законном браке пребываете? — Расписаны. — Расписаны — это гражданский брак. — Гражданский, отец Афанасий, это когда так, шаляй-валяй живут. — Ошибаешься. Когда шаляй-валяй, это просто сожительствуют. Строже говоря, во грехе живут. А когда только расписаны, а не венчаны, это гражданский брак. — Что-то я впервые про такое слышу. По-моему, ты ошибаешься. — Погоди. Ты расписывался с ней в загсе? — В загсе. — Как расшифровывается слово «загс»? — Это… — … запись актов гражданского состояния. Верно? — Нуда, верно. — Значит, ваш брак там определен как гражданское состояние. Это лишь гражданский брак. А законный — это когда в храме Божием. — Мне все равно, я, если бы и венчанные, прогнал бы ее. Отец Афанасий, даешь благословение на убийство? — Погоди… — Не надо меня уговаривать, я уже все решил. — Зачем же тебе благословение? На меня захотел вину свою?.. — Не знаю… Подумал, что… Понимаю, не дашь благословения? — А как ты думал! — Остальные-то грехи отпускаешь мне? — Остальные — да… Раскаиваешься, что задумывал убийство? — В этом нет. И не собираюсь. Обойдусь без благословения… И человек зашагал прочь от священника к выходу из церкви. Отец Афанасий растерялся. «Уйдет! И убьет! Говорил все так спокойно, без истерик, взвешенно. Непременно убьет». К нему уже подходил на исповедь знакомый прихожанин. — Игорь, верни этого! Скажи: отец Афанасий просит вернуться. Тот выполнил просьбу. — Вот ты говоришь: благословение тебе, — заговорил батюшка, приблизив лицо к лицу замыслившего убийство. — А я не могу тебе его дать без благословения владыки. — Как это? — Ну а как же! — отец Афанасий аж задыхался от своей внезапной придумки. — Надо мной начальство стоит. Епископ. Ты думаешь, я каждый день благословения на убийство раздаю направо-налево? — Думаю, не каждый. — Если мне владыка даст добро, я тебе дам благословение. Как тебя зовут? — Неважно… Евгений. — Но только владыка сейчас в отъезде по епархии. Можешь подождать неделю? Через неделю приходи, будет принято решение. — Не думал я, что и у вас тут волокита… А что мне целую неделю делать, если я ночами не сплю, места себе не нахожу? Волком выть? — Волком не надо. Человеком надо. Молитвы читай. Молитвослов есть? Если нету, купи. Или погоди, я тебе свой личный дам для надежности. * * * Всю неделю отец Афанасий сам чуть волком не выл, гадая, придет или не придет убийца. Пришел. Да к самому началу исповеди. Никогда еще отец Афанасий столь вдохновенно не начинал общую исповедь, а когда к нему стали подходить под епитрахиль, все волновался, как сложится разговор сегодня. Вдруг скажет: «Капут, убил уже, не дождался решения твоего владыки»? — Жив еще твой обидчик? — Жив, гадюка. Ну что епископ сказал? — А ты молитвы читал? — Читал. Вот он, молитвослов твой, при мне. — Ну и как? — А то я раньше их не читывал… Хотя с твоего молитвослова как-то мне легче читалось. Поначалу помехи были, а потом ничего. — Вот что я хочу тебе сказать, раб Божий Евгений. Когда император Александр Павлович вступал с войсками во Францию, он сказал: «Я придумал для Наполеона и всех французов самое страшное наказание». Знаешь, какое? — Какое? — Милость. «Они, — говорит, — ждут от нас тех же зверств, какими в наших отеческих пределах обозначились. А мы этих европейских варваров лучше всего накажем тем, что ни грабить не будем, ни убивать, ни насиловать…» — Так что сказал епископ? — Не благословил. — Это и к гадалке можно было не ходить. Зря я только поддался на провокацию. — Не благословил, но и не сказал окончательное «нет». Велел спросить, чем ты его убивать собрался. — Топором, — по-прежнему спокойно ответил потенциальный убийца. — Это никак нельзя. Получается, как Раскольников у Достоевского. Нужен оригинальный метод совершения мести. Владыка, скажу по секрету, очень любит детективы. Ему интересно что-то новенькое. Если сможешь изобрести, даст благословение. Только смотри, держи язык за зубами. — Да ладно тебе дурить меня, отец Афанасий! Что я, ребенок? — Короче, придумай самый оригинальный способ убийства и приходи через… — Еще неделю? — Как только придумаешь, так и приходи. Только меня три дня не будет. В четверг приходи, вечером. И молитвослов мой читай побольше. Он тебе будет помогать. В четверг не состоявшийся пока убийца не пришел. Отец Афанасий огорчился, но подумал: видать, не изобретен еще самый оригинальный способ убийства. Но когда Евгений не объявился в течение двух недель после второго разговора, батюшка сильно опечалился. К печали примешивались угрызения совести: вон сколько чепухи нагородил! Не приведи Бог, если кто узнает про его фантазии, что владыка детективы читает и может дать благословение убийце, если тот придумает новый оригинальный способ убийства. При мыслях об этом отца Афанасия окатывало словно бы чьим-то горячим дыханием, становилось жарко и тошно. К концу сентября исполнился месяц с того дня, как Евгений впервые пришел за благословением. Теперь отец Афанасий уже нисколько не сомневался в том, что раб Божий Евгений свой страшный замысел исполнил. Однажды, проснувшись, он даже отчетливо увидел, как тот душит своего обидчика стальной гитарной струной. «Уж не открылся ли у меня дар ясновидения?» — подумалось священнику. Весь август и сентябрь шли дожди, а в последние сентябрьские денечки засияло солнце, и как раз в один из таких Евгений вновь явился в храм. Отец Афанасий сразу подметил, что на сей раз он не так зловеще спокоен, а, напротив, взволнован и даже как-то застенчив. — Здравствуйте, отец Афанасий, — сказал он и подошел под благословение. Батюшка осенил его крестным знамением и спросил в самое ухо: — Надеюсь, не убийцу благословляю? — Вот жена моя, Надя, — вместо ответа позвал Евгений миловидную женщину. — Подойди, не стесняйся. Отец Афанасий благословил и ее. — Помирились, стало быть, — обрадовался он, как давно уже не радовался. — Надя… А сегодня как раз Вера, Надежда, Любовь и мать их Софья. Евгений попросил его отойти в сторонку и быстро заговорил: — Образумилось все, самым чудесным образом разрешилось. Я получил четкие доказательства, что никакой измены не было, Надя не виновна, и тот гад только пялился на нее, а ничего такого себе не позволил, оказывается. И что удивительно: я уж было окончательно решил его прикончить, назначил день, а накануне вдруг решил помолиться о его счастье. — О счастье?! — Представь себе. Подумал: пускай у него последний в жизни вечерок будет счастливым. И через твой молитвослов попросил у Бога, чтоб Он дал ему, гадюке, счастья напоследок. Я даже тогда сначала посмеялся, а потом почему-то слезу пустил, разнюнился, жалко стало этого поросенка. И в тот же вечер я получил неопровержимые доказательства его и Надиной невиновности! Как, что — долго рассказывать, утомлю. Но полные доказательства, это уж ты мне поверь. — Да верю, верю! И очень рад, — так весь и светился отец Афанасий. — Слава Богу, нет у меня дара ясновидения! — А ведь ты не зря про царя рассказал, как тот изобрел лучший способ наказать французов, — смеялся Евгений, по-прежнему как-то и почему-то смущаясь. — С виду ты довольно простой, а на поверку ух мудрый! Я даже стыжусь теперь тебя на «ты» называть. — Это ничего, нормально, на «ты» даже лучше, естественнее и душевнее. Раньше все друг друга на «ты» называли, это уже потом у европейцев научились выкать. Говори мне «ты», не стесняйся. — Да, молитвослов твой, вот он. — Оставь его себе, может, еще пригодится. Или другому кому передашь, когда прижмет человека. Александр Сегень

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

вразумление дети доброе слово животные истории из жизни мама молитва моя половинка Папа покаяние простая радость христианская любовь чудеса

Что имеем не храним

Один мужчина ушел от жены. Когда они познакомились, в институте, его очаровала ее мягкость, нежный свет серых глаз и тихий голос.. Он называл ее Аленушкой, хотя по паспорту она была Еленой Сергеевной. Так это имя к ней и прилипло.. Он быстро позвал ее замуж, она согласилась.. Жили ладно, хоть и были, почитай, голытьба.. Спали на полу на матрасе, ели макароны, а сгущенку по праздникам.. Но ничего.. Прожили почти 30 лет. Родили трех детей. Путешествовали.. Сначала с палатками по рекам и озерам, потом, когда у него появились деньги, по заграницам и морям.. И везде на фотографиях она смотрела на мужа ласковым, нежным взглядом.. А он смотрел в объектив.. Таких, как она, называют ниточка с иголочкой, куда, мол, он, туда и она.. Только в одно место она не смогла с ним пойти.. Туда, где его ждала молодая и резкая, с дерзким взглядом из-под нарощенных ресниц.. Она была его секретарем почти два года, и глядя на нее, яркую и громкую, он стал фантазировать, какой могла быть его жизнь рядом с такой.. Наверняка, что «ух», а не то, что... Когда он однажды пришел домой и, запинаясь промямлил невнятное.. Аленушка сначала ничего не поняла.. А потом заглянула ему в глаза и молча собрала чемодан.. Аккуратно сложила теплые вещи, рядом летние рубашки с тех самых фото и даже аптечку с его лекарствами не забыла.. «Ну и мямля, - подумал мужчина - та, другая наверняка закатила бы скандал или ударила.. А эта что? Ровная, как кардиограмма у покойника».. А она не была мямлей, просто говорила не словами, а сердцем, которого он уже не слышал.. Полгода мужчина прожил счастливо с молодой и дерзкой, и даже тот факт, что от него отвернулись дети и многие друзья, его не сильно огорчил.. У него был новый дом, новая жена, новая модная стрижка.. Он упивался новой жизнью, где было много эмоций, страсти и Мальдив.. А через полгода все изменилось.. Сначала он даже не понял что.. Просто стало паршиво на душе и все тут.. А потом умер его друг, друг их семьи с Аленушкой.. И после похорон мужчина пришел сам не свой.. Ему хотелось поговорить о друге с кем-то, кто его знал, вспомнить его привычки и причуды.. Он посмотрел на молодую и дерзкую, и понял, что ничего не сможет рассказать, а она ничего не сможет понять... и ему стало одиноко.. Тогда он закрылся в ванной, позвонил Аленушке, впервые после разрыва, и сказал одно: «Витька умер».. Они проговорили больше часа, о Витьке, конечно.. Вспомнили, как он напился на их свадьбе и забыл, куда спрятал сворованную туфлю, как занял им деньги на первый бизнес, как фарцевал джинсами, посмеялись горько и помолчали.. С этого все и началось.. Все чаще он чувствовал отчуждение со своей молодой подругой: он говорил цитатами из фильмов, которые она не смотрела, рассказывал о книгах, которые она не читала, глядя на ее модные прикиды, говорил, что они уже такое носили в 75-ом... Его начали раздражать ее шумные компании, любовь к караоке и каблуки, которые он про себя называл копытами.. А самое главное, он не мог поговорить с ней о прошлом, его пути, его нищете и титанических усилиях, которыми он пришел к успеху.. А ему так хотелось.. Но эта, новая, ничего такого не знала.. И не могла оценить.. Он ей в готовом виде достался.. Зато знала та, другая.. Теперь уже такая далекая.. Все чаще он стал запираться в ванной и набирать знакомый номер, чтобы услышать тихий, мелодичный голос.. Ни разу этот голос не спросил его ни о чем, ни в чем не упрекнул, ни на что не пожаловался.. И однажды он вдруг вместо слов в трубке, услышал ее сердце.. Или это его сердце было, непонятно.. Только что-то больно защемило в груди.. Он положил трубку и бросился в тот дом, адрес которого так хорошо знал.. Он приехал ночью, торопливо позвонил в дверь, а когда на пороге возникла Аленушка, упал на колени, задохнулся и обхватил ее ноги руками.. Аленушка сначала обомлела, а потом осторожно погладила его по голове, едва касаясь волос пальцами.. Помолчала и сказала: - Не надо, не надо, Костя.. Как нитки не вяжи, а все равно узелок будет.. Иди туда, где все еще цело.. Он поднял глаза и увидел ее взгляд, ровный и спокойный, и вдруг понял, что все бури, которые он пережил, он смог пройти только благодаря этому ровному свету серых глаз.. А теперь ему придется идти в одиночку.. Потому что это называется выбор.. И он его сделал.. Он поднялся.. Взял на секунду ее руку.. Подержал в своей.. И ушёл со слезами на глазах. Спустя время ушла от него его новая жена. Бракоразводный процесс был тяжел. И мужчина лишился огромного состояния. Спустился с "небес" на "землю". Начал выпивать, ситуация на работе была ужасающей. Алёнушке больше не звонил. Рука не поднималась. Вспомнилось то, что жена его первая всегда на свой День рождения в монастырь загород ездила. Решил туда и наш товарищ отправиться. Приехал. Не знал он, что да как в Церкви делать. Зашёл, осмотрелся. Алёны не увидел. Свечку поставил. Да в углу решил постоять. Тяжело стоялось, ничего не понималось. Душно было, в голове закрутилось. Решил выйти из храма. Да выйдя с притвора ноги подкосились. Рухнул Костя. Очнулся от того, что его умывают холодной водой. Открыл глаза, а над ним Алёнка: - Ты как?! Давай помогу присесть. Скорая уже в пути. Что болит? Возьми водички пока попей. Ты главное не волнуйся! -"Да мне сейчас и умереть не страшно...": ответил мужчина. Что произошло после, тяжело описать. Только сейчас эти люди вновь одно целое, одна семья. С маленьким ребёнком, которого зимой крестили в уже известном вам монастыре. Откуда мне все это известно? Я сторож храма где все произошло. А ещё друг Кости, который ни одной Воскресной службы с той поры не пропустил. Скажу вам и то, что столь щедрого и милостивого человека наша обитель ещё не встречала. «Любите друг друга, что бы не было И ждите, несмотря ни на что…»

1 просмотров • 3 месяца назад

Вразумление через скорби

внутренняя сила дети животные истории из жизни кротость моя половинка простая радость семья христианская любовь

Показано 109-117 из 149 рассказов (страница 13 из 17)